Я успешно сдал зачет по винной карте. Как-то Кляйншмидт подсел ко мне во время обеденного перерыва.
– О, да, дела у меня лучше всех, меня все устраивает, – самодовольно отреагировал я.
– И откуда столько оптимизма, позволь-ка спросить? Ты целый день копаешься в дерьме. Тебе больше нечего делать? Мы могли бы это исправить.
Я нацепил самую лучезарную улыбку и сказал, что продолжаю учиться на мойке и благодарен господину Кляйншмидту за предоставленную возможность ликвидировать пробелы в знаниях.
– Вот, я уже изучил винную карту. Буду рад, если вы поставите передо мной еще какую-нибудь задачу.
Сомелье сидел, уставившись в свою тарелку. Годами он занимался исключительно винным погребом отеля. Разве он мог подумать, что кто-то выучит все эти вина за неделю. Кляйншмидт спросил меня, какое бордо в нашей гостинице лучшее. Я перечислил все вина. А какие самые новые вина из Чили? Я уверенно назвал их. Под конец он гонял меня по десертным и игристым винам. Я отвечал без запинки.
– Неплохо, может, из тебя еще выйдет официант, – произнес он безразличным тоном.
Через какое-то время мне доверили подавать блюда. Наконец-то работа начала доставлять мне удовольствие.
В ту же неделю меня перевели с мойки.
Началась новая фаза моего вхождения в профессию. Сначала Карл натаскивал меня, как технически правильно следует нарезать хлеб. Я складывал ломтики в серебряный лоток, который относил на столик перед входом в зал ресторана. По крайней мере, я приблизился к желаемой должности. Потом я учился, как правильно сервировать сливочное масло. День икс настал. Меня допустили в святая святых – я подносил гостям масло.
Я осторожно жонглировал неудобной подставкой с тремя видами масла, спрашивал гостей, какое они желают, отрезал кусочек и изящным жестом клал его на тарелку. При этом я казался себе слугой при дворе Людовика XIV, тем более что в зале почти отсутствовало электрическое освещение, на столах горели свечи, бра на стенах давали приглушенный свет. Сумерки для меня – полнейшая катастрофа. Я чувствую себя неуверенно при таком освещении.
Через какое-то время мне доверили подавать блюда – я начал выбиваться в люди. Потом – резать гостям рыбу и мясо. Наконец-то работа начала доставлять мне удовольствие. Но не все шло гладко. Однажды мне нужно было накрыть стол на восемнадцать персон и подать пять блюд. Даже человек с прекрасным зрением потратил бы на это не меньше часа. Я проковырялся уже два, когда вынужден был признать, что дело выходит из-под контроля. Как раз в этот момент в зале появились старший официант, Карл и менеджер ресторана.
– С каких пор ты стал сервировать столы с закрытыми глазами? – поинтересовался Кляйншмидт и потянул скатерть.
Бокалы и салфетки опрокинулись, столовые приборы со звоном посыпались на пол. Это было как плевок в лицо. Через полчаса должны были прибыть гости. Господа начальнички самоустранились.
Я готов был кричать от обиды. Секунд десять в голове стучала мысль перевернуть столы и убежать, и чтобы ноги моей здесь больше не было. Но я успокоился. Перед самым приходом гостей ко мне на выручку пришла опытная официантка Габи. Она оказалась свидетельницей отвратительной сцены. Никто не заметил, что она помогла мне.
Впоследствии я взял за правило задерживаться до поздней ночи и приходить значительно раньше коллег. Когда в десять утра другие только заступали на смену, у меня уже все было готово. Габи быстро расставила приборы и бокалы. Наверное, она любила олухов. Но я так никогда и не рассказал ей о своих глазах.
Примерно через восемь месяцев работа мне наскучила. Я сказал об этом Габи, и она посоветовала подать резюме в один отель класса люкс в Гамбурге. Его название я слышал впервые.
– Поезжай прямо сейчас, они как раз ищут таких, как ты.
Идея казалась крайне соблазнительной. Со своим юношеским максимализмом я решил, что Ганновер уже покорен и пришел черед города-миллионника.
В ближайший выходной я сел в поезд и отправился в Гамбург. Кати в свои планы я не посвятил. Хотя Кати поддерживала все мои начинания, я предположил, что на этот раз она станет меня отговаривать.
Я долго блуждал вокруг гамбургского вокзала, пока не нашел стоянку такси. Прибыв в пятизвездочный отель, я поинтересовался, как пройти в отдел кадров. Меня и правда приняла начальница отдела.
– К августу нам нужен официант, обслуживающий кабинет, – сообщила она, и началось долгое собеседование.
Она показала мне гостиницу. В конце экскурсии мы пришли в ресторан. Менеджер встретил меня крепким рукопожатием и положил передо мной винную карту.
– Наш погреб не такой богатый, как у вас в Ганновере.
Да, на ощупь она была легче и тоньше. Стараясь, чтобы все выглядело правдоподобно, я полистал ее и заметил:
– Ассортимент соответствует уровню!
Спустя полчаса менеджер ресторана распрощался с нами, сказав напоследок:
– Будем рады видеть вас среди наших сотрудников.
Счастье, страх, угрызения совести – все смешалось. Я возвращался в Ганновер в смятении. Вечером я попытался осторожно поведать Кати о своих планах. И все-таки огорошил ее.
– Ты с ума сошел? Как ты собираешься это сделать? И что будет со мной? Почему ты мне ничего не сказал? – Она впервые повысила голос.
Мы долго спорили. Ее аргументы были неоспоримы. Но закончилось тем, что я настоял на своем: она найдет какую-нибудь работу в Гамбурге и к концу года переедет ко мне.
Начало лета 1993 года выдалось теплым. Премьер-министр Нижней Саксонии Герхард Шрёдер, мужчина с примечательным голосом, регулярно появлялся в нашем отеле. Каждый раз с большой свитой. И каждый раз просил накрыть им на террасе. Нам с коллегами постоянно приходилось вытаскивать на террасу почти всю ресторанную мебель, а потом заносить обратно.
На досуге я обзванивал риелторские конторы. Кати зачитывала присланные ими предложения. Когда я выбрал подходящий вариант, Кати вела соответствующую переписку с риелтором. Перед отъездом она и Гурка помогли мне разобрать кровать и упаковать пожитки в коробки. Расставаться было тяжело до слез. Даже я плакал. Но если я принял какое-то решение, меня уже не остановить.
